Резюмированы положения ранее опубликованных автором статей о специфике становления человека человеком, а равно и становления социальной материи самою собой, в том числе о различиях между предысторией человека и подлинной историей человека.

Сведены воедино и обобщены главные общественные условия объективной реальности соединения двух природ в одном индивиде, сущей для исторически определённого общественно ограниченного человека, а также следствия такого восприятия и мышления объективной реальности человеком Нового Запада вообще и иудеями с англосаксами, в особенности, проявляющиеся в общественной практике.

Показана закономерность обесчеловечивания общественной практики "марксизмом-ленинизмом", произведённым Аппаратом в СССР и распространявшимся им в мiре в качестве главного идеологического оружия, применявшегося Аппаратом СССР в его борьбе со своим бытийственным врагом-партнёром — глобальным Аппаратом иудео-англо-саксов, не менее эффективно осуществлявшим, осуществляющим и осуществившим предельное расчеловечивание человека.

Человека как человека ещё нет — человек пока становится человеком.

Автором этой статьи прежде регулярно цитировалась и подчеркивалась мысль Маркса о том, что предыстория человека еще не завершена, и разъяснялось неоднократно, что это означает в действительности.

Но все эти разъяснения вполне можно резюмировать простым и понятным всякому мыслящему индивидууму образом. Каким?

Предыстория человека — это то, что предшествует истории человека. А когда начинается история человека?

История человека начинается с того самого момента, когда человек возник как человек. Вот с этого самого момента возникновения человека как человека только и начинается история человека.

А всё, что предшествовало этому, что произвело человека как человека, — это всё и есть предыстория человека.

Человека еще нет — он еще не возник как человек.

Человек пока только становится самим собою — Человеком!

Вот в этой самой предыстории человека России, судя по всему, всей этой предысторией человека суждено практически открыть последнюю страницу и дочитать её всю до конца, прежде написав основные тексты её и совершив этим самым переход в историю человека — завершив процесс производства человека из самих себя и самими собою.

Кроме России, больше некому пока начать этот переход к человеку и в историю человека, но это — всего лишь пока.

Из этого, кроме всего прочего, следует также и то, что Энгельс и в этом - краеугольном - предмете всего учения Маркса не понял ничего, не говоря уже о самом существенном — о предыстории человека как процессе становления человека вплоть до его (человека) возникновения.

Энгельс не понял самого существенного в процессе становления человека самим собой, то есть человеком.

А именно он в силу своей собственной общественной природы не способен был понять, а потому ничего и не понял в том, что процесс становления социальной материи совершается в условиях самоотчуждения человека (этой формы бытия социальной материи) от своей человеческой (социальной) природы (сущности), во-первых.

Социальная природа человека, а равно и социальная материя становится только ещё, но ещё не завершила своего становления, ибо процесс её (социальной материи) или, что есть то же самое, его (человека) становления завершится только моментом вступления его в коммунистическую общественную формацию, во-вторых.

И поэтому весь процесс становления социальной материи, а равно и человека самим собой (человеком) есть не что иное, кроме как предыстория человека, но отнюдь не его история — это предыстория социальной материи (человека), но отнюдь не её история, в-третьих.

И что — из этого следует, что человек — это животное?

Ничуть. До сих пор (доднесь) человек — это человек, хотя и становящийся пока ещё самим собой (человеком), и не ставший ещё человеком всецело, в полной мере человек, но уже человек, хотя доднесь ещё и не полный, не универсальный, но частичный, общественно ограниченный человек.

"Животное непосредственно тождественно со своей жизнедеятельностью, — пишет Маркс в рукописях 1844 года. — Оно не отличает себя от своей жизнедеятельности. Оно есть эта жизнедеятельность".

"Человек же, — в отличие от животного, продолжает Маркс, — делает самое свою жизнедеятельность предметом своей воли и своего сознания. Его жизнедеятельность — сознательная. Это не есть такая определенность, с которой он непосредственно сливается воедино [как животное — В.В.]. Сознательная жизнедеятельность непосредственно отличает человека от животной жизнедеятельности. Именно лишь в силу этого он есть родовое существо. ...он есть сознательное существо, т.е. его собственная жизнь является для него предметом именно лишь потому, что он есть родовое существо. Только в силу этого его деятельность есть свободная деятельность".

"Практическое созидание предметного мира, переработка неорганической природы, — подчеркивает Маркс, — есть самоутверждение человека как сознательного — родового существа, т.е. такого существа, которое относится к роду как к своей собственной сущности, или к самому себе как к родовому существу. ...человек производит универсально... человек производит даже будучи свободен от физической потребности, и в истинном смысле слова только тогда и производит, когда он свободен от неё... человек свободно противостоит своему продукту... человек умеет производить по меркам любого вида и всюду он умеет прилагать к предмету присущую мерку; в силу этого человек строит также и по законам красоты".

"Человек, — резюмирует Маркс, — есть существо родовое, ...и практически и теоретически он делает своим предметом род — как свой собственный, так и прочих вещей, ...он относится к самому себе как к наличному живому роду, относится к самому себе как к существу универсальному и потому свободному".

Человек с самого первого мгновения своего становления человеком, то есть с самого первого мгновения, с которого собственно и началась предыстория человека, не есть животное — он вышел из "царства животных".

"Изгнание человека из Эдемского сада", в последующем истолкованное как "изгнание из Рая", отождествив "Эдем" (или Эдом?) с "Раем", есть уже ставшая неотъемлемым атрибутом дискурсивной формации (мифо-логоса и покоящейся на нём идеологии) Запада, чувственно-конкретная рефлексия того факта, что человек — не животное.

Эта рефлексия осуществлена посредством символов, в которые в процессе развития абстрактного мышления развились чувственно-конкретные образы, непосредственно данные восприятию людей соответствующей материальной и идеальной культуры.

Самая способность к такой рефлексии, то есть к такому мышлению, которое осмысливает чувственно-конкретное восприятие символически — посредством символов и в символах, "абстрагируясь" от всего разнообразия чувственно-конкретных образов и сводя его к одному образу, возводимому к первообразу (отсюда и символы как таковые), есть продукт достаточно долгого (исчисляемого тысячелетиями) производства общественных индивидов.

Так вот, человек в течение всей своей предыстории — уже не животное, но ещё не человек, то есть это переходное существо между животным и человеком, необратимо переставшее быть животным вообще, но ещё не ставшее полным человеком и универсальным человеком, а являющееся им лишь частично, общественно ограниченно.

Общественные условия объективной реальности двух природ в индивиде.

Так может быть это "биосоциальное существо" или "социобиологическое", как утверждает идеология Нового Запада во всех своих разновидностях?

Нет, человек не есть ни "биосоциальное", ни "социобиологическое" существо.

И дело здесь не столько в том, что и первое, и второе по существу отрицает развитие как изменение одного качества на иное, а именно на более высокое по уровню своей сложности и организованности, качество того, что развивается, хотя и в этом тоже.

Суть дела здесь именно в том, что таким утверждением неявно постулируется особенная форма материи, которой нет, и не может быть не только в действительности, но её нет и в объективной реальности народов, сущих на Земле.

Да, в мифо-логосе Запада как его неотъемлемый атрибут есть "кентавры" — "диморфические" существа, а точнее и вернее — образы соединения двух разных природ (и соответственно двух разных форм бытия, присущих каждой из этих двух разных природ) в одном индивиде.

В действительности символ "кентавра" есть не что иное, кроме как необходимый мифо-логосный предшественник и потому логический прообраз будущей идеологемы Иисуса Христа как соединения двух природ — Божественной (Духовной) и Человеческой (Плотской) — в одной Персоне или Лице "неслитно, непревращенно, неразделимо, неразлучимо" (Халкидонский Символ веры).

Но Иисус Христос как Символ соединения двух природ в одном Лице (Персоне = Индивиде) есть завершение символического мышления — завершение его переходом к мышлению понятийному, то есть к мышлению подлинно абстрактному, во-первых.

Однако это такое завершение, такой переход мышления из одного своего качества в другое, более высокое качество, который сам в себе ещё не завершён — это "баланс" символического мышления и понятийного мышления, их "равная соединенность и соприсутствие" в Том, Кто есть и Символ, и Понятие зараз, во-вторых.

Ещё святые отцы церкви времён Вселенских соборов, исторически и логически завершая развитие дискурса всего Старого Запада, отождествили сущность и природу, вследствие чего в дискурсе Нового Запада сущность человека доднесь есть природа плотская (= животная, одушевлённая), равно как и Сущность Бога есть Природа Бога.

Индивидуум, то есть индивид человека со времён этих святых отцов и Вселенских учителей церкви определяется двумя природами (сущностями) — Божественной (Сущностью), сотворившей все плотские (одушевлённые = животные) природы, и животной природой.

"Социобиологическая" или "биосоциальная" концепция человека, в-третьих, идёт дальше, не только логически, но и исторически завершая иудео-христианство и ни на йоту не выходя за его (иудео-христианства) пределы. Как и чем завершает?

Завершает тем, что всякий человеческий индивид воспринимается и мыслится как Христос. Актуальный это Христос или эвентуальный (превращающийся в актуального при наличии необходимых и достаточных чувственно-конкретных условий его повседневной жизни — его поведения) — уже специфические подробности.

На рубеже XVII-XVIII веков в России возникла секта "духовных христиан", самоназванием которой было "божьи люди", но в народе за ними закрепилось название "христовщина" и "хлыстовщина". "Корабли" (общины) "хлыстов" возглавляли "христы" и "богородицы", сопровождаемые разными видами "божьих людей".

Самым радикальным ответвлением "хлыстовства", его предельным завершением стали "скопцы" ("агнцы Божьи", "белые голуби"). Скопцы уверовали, что единственно реальным способом спасения души является необратимое "приручение" (= обожение) плотской (животной) природы индивида человека посредством хирургического "отрезания" её главной "причины".

То есть у скопцов "обожение" индивидуума (полное исполнение Нового Завета индивидом человека) осуществляется посредством оскопления его; как бы в противоположность тому, как у иудеев обрезание крайней плоти — знак вступления индивидуума в сонаследники Ветхого Завета, так и оскопление у хлыстов — знак полного исполнения индивидуумом Нового Завета. "Скопцы" изначально возникли и в последующем нередко оставались в составе "хлыстовских кораблей", но иногда они отделялись, создавая свои "общины".

NB (заметьте хорошенько, обратите внимание): в литературе СССР "хлыстов" уважительно называли "христоверами" и "христоверием" — как будто все прочие христиане во Христа не веруют, но токмо одни эти "хлысты"!

Так вот, "социобилогическая" или "биосоциальная" концепция человека по существу своему есть светский (секулярный) аналог "безбрачия людей божиих" и "хлыстовства".

А кто они — принявшие и соблюдающие обет безбрачия монахи и клирики в церкви или скопцы в сектах — это уже конкретно-исторические разновидности способов приручения, доместикации, "достижения цивилизованности" одной из двух природ, соединённых в индивиде человека, а именно плотской — животной — природы.

И не надо думать, в-четвёртых, что так развивалось восприятие, оценивание и мышление объективной реальности только у христиан.

Мартин Бубер, например, пусть и достаточно поздно (в самом начале 20-го века), но очень точно, вполне адекватно рефлексировал изначально присущий объективной реальности иудеев "Символ-и-Понятие", которое сам Бубер так и назвал "Между".

"Между" одновременно и "Двух-Природно" (Символ-и-Понятие"), и Двух-Ипостасно — это "Между" есть либо "между Я и Ты", либо "между Я и Оно". А "Я и Ты" и "Я и Оно" суть различные экзистенциально "планы бытия".

Для древних эллинов, древних иудеев и древних римлян, как, впрочем, и для всех древних народов мифология этих народов есть неотъемлемая и при том доминирующая, господствующая над ними и потому определяющая всю их жизнь часть их объективной реальности.

Для всех иудео-христиан, кроме монофизитов, то есть кроме собственно иудеев, армян (все прочие монофизиты давно уже маргиналы, исчезнувшие из "истории") и... англосаксов, независимо от специфики их конфессионального вероисповедания, соединение двух природ в Иисусе Христе — объективная реальность, определяющая всю их идеологию и направляемую, опосредствуемую ею общественную практику.

Номинализм — отнюдь не случайный феномен не только иудейства, хотя прежде всего именно иудейства, но и англо-саксонства, а закономерный неотъемлемый атрибут их вероисповедания.

Незримый Бог-Творец по воле своей сотворил из ничто все нечто, сущее в мiре сем — это так читается современными не иудеями и не англосаксами. А на языке древних, в том числе и древних эллинов, а, значит, и для древних римлян, ибо их цивилизованность есть образованность по-древнеэллински, не говоря уже об иудеях Старого Запада, это воспринимается и мыслится иначе.

Неведомое Движение (Дыхание, Дух) по ведомому только Ему желанию Своему энергией (действием) Своей произвело из сокрытости в открытость (в истину), в явленность Себе и пред Собою определёнными Им образами все, явленные этими образами, формы всего, что Он явил Себе и пред Собою — к существованию в формах-образах сих. Это же самое Дыхание (Движение) по ведомым только Ему образам и пропорциям распределило и сгруппировало все простые формы в другие формы, возрастающей сложности, таким способом организовав всё, что произведено Им в открытость. И это же самое Дыхание (Движение) вдохнуло дыхание жизни (движение) в определённые Им формы-образы, которые в силу этого существуют по определённым Им законам и воспринимают наличие и движение явленного как его существование в этих формах-образах.

Но самоё это Дыхание (Дух) незримо и потому неведомо всему тому существующему, которое Оно произвело к существованию, а, значит, всему существующему неведома, и не может быть им изведана (познана) ни Сущность этого Творца и Вседержителя всего, ни, тем более, сущность всего того, что произведено Им к существованию. Сущность самого Духа и сущности всего сущего (существующего) недоступны ведению существующего — доступны они ведению только самого Духа (Бога) и тех, кому Он сам откроет это, но лишь в той мере, в какой Он им это откроет.

Англосаксы Британии, согласно вероисповеданию их, — определены (избраны) Духом в качестве Нового Израиля, то есть они, по их вероисповеданию, истинные наследники Завета Нового, который для них есть всего лишь юридическая новация Завета Старого (Ветхого). Иными словами, англосаксы по их вероисповеданию — "юридически" такие же иудеи, как старые иудеи, но только они не старые иудеи, а новые — они законные наследники иудеев старых.

Общественной практики, не опосредствуемой сознанием, нет и быть не может. А для англосаксов Иисус Христос, как ни для какой другой из наций Нового Запада, — символ Завета Нового, ибо распятие Иисуса Христа и пребывание Его на небесех есть главное условие существования англосаксов в качестве самих себя. Англосаксы, как никто более, без этого условия — не наследники Завета Старого.

В силу изложенного (и много ещё чего, что автором не изложено явно здесь) символ Иисуса Христа определяет всю общественную практику всего Нового Запада — всех иудео-христиан, а чрез неё и всю общественную практику также и иудеев с армянами.

Так вот, представление, обоснование и доказательство того, будто человек есть "биосоциальное" или "социобиологическое" существо в действительности есть не что иное, кроме как редуцирование (сведение) действительности к объективной реальности, во-первых, и к технологии знания-власти над человеком как биологическим (животным) видом, которая и есть квинтэссенция общественной практике Нового Запада, во-вторых.

Ничего от учения Маркса, а равно и от подлинно научного материализма в концепциях человека как "биосоциального" или "социобиологического" существа нет, и быть не может даже на йоту.

И слова, вроде бы как употреблявшиеся Марксом в качестве категорий общественного сознания, и применяемые для обоснования и доказательства мнимой истинности "биосоциальных" и "социобиологических" концепций человека и общества ничего в этом не меняют, кроме слов.

О роли Энгельса и Ленина в оскоплении учения Маркса "марксизмом-ленинизмом".

Возвращаясь к Энгельсу, к тому, что сказано о нём в самом начале статьи (до этого отступления к специфике природы становящегося человека), следует добавить: Энгельс ничего не понял в том, что весь процесс становления человека человеком совершается в условиях осуществления жизнедеятельности только ещё становящегося, но ещё не ставшего самим собой человека.

И совершается этот процесс посредством превращённой формы труда, то есть посредством формы отчужденной жизнедеятельности и в форме отчуждения этой жизнедеятельности, а равно и посредством, и в форме отчуждения продуктов труда.

Поэтому не только одна глава под названием "Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека" (недописанная, как и вся "Диалектика природы" в целом), но и вся "Диалектика природы" Энгельса, никакого отношения к учению Маркса не имеет, кроме тотального отрицания учения Маркса под видом точного изложения, толкования и развития учения Маркса.

Кстати говоря, эта глава под названием "Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека", как пишут редакторы 20-го тома 2-го издания "Собрания сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса", в котором опубликована "Диалектика природы", Энгельсом с Марксом не согласовывалась никак. В переписке Маркса и Энгельса никаких упоминаний о ней нет.

В переписке Энгельса есть только упоминание статьи "О трех основных формах порабощения", которое содержится в письме В. Либкнехта к Энгельсу от 10.06.1876. В нём Либкнехт пишет, что "с нетерпением ждёт" статью о формах порабощения, обещанную Энгельсом. Но такая статья в печати так и не появилась. Поэтому датировать фрагменты статьи "Роль труда..." 1876 годом нет никаких оснований — ни в том году, ни в каком-либо другом году вплоть до смерти Маркса, ничего похожего у Энгельса не было.

Якобы в рукописном наследии Энгельса имеются заметки о том, что "Роль труда..." первоначально была задумана им как введение к статье "Три основные формы порабощения", но потом это название статьи Энгельс изменил на "Порабощение работника. Введение". Однако никакая версия "Порабощения работника", включая и введение к нему, не была написана Энгельсом — никаких следов этого нет.

А статья "Роль труда..." в недописанном виде и именно как фрагмент недописанной "Диалектики природы" впервые была опубликована только в 1896 году в журнале "Neue Zeit".

Ульянов (Ленин) не был теоретиком марксизма, да и сам себя никогда не считал теоретиком марксизма. В теоретической части он всякий раз всего лишь старательно выписывал всё, что было написано Марксом, Энгельсом и другими "марксистами" по соответствующему предмету, сопоставлял, обобщал написанное Марксом и Энгельсом, не помышляя даже, не допуская даже зачатков мысли о том, что между написанным каждым из них может быть бездна полной противоположности.

Ульянов (Ленин) в пылу внутрипартийной борьбы быстро обобщал написанное Марксом и Энгельсом по одному и тому же вопросу как одно внутренне непротиворечивое целое и уже с этим, произведённым им самим, "целым" сравнивал то, что утверждали те, кто именовали себя "марксистами", незамедлительно отвергая всё, что противоречило таким — формально-логическим — способом полученному "целому".

И только лишь революционная общественная практика в России поставила непревзойдённого доднесь диалектика общественной практики Ульянова (Ленина) перед практической проблемой необходимости и неизбежности "коренной перемены всей точки зрения нашей на социализм".

Но необходимость этой коренной "перемены всей точки зрения" в действительности не столько на социализм, сколько на пролетарскую социальную революцию и марксизм, а также самые основные, практически неотложные в России направления осуществления этой коренной перемены Ульянов (Ленин) успел только наметить, обозначить. Да и это успел сделать он лишь в самом общем, либо в предельно-конкретном вплоть до отдельных руководящих персон, а потому и в неизбежно отрывочном, виде.

Однако все эти заделы, произведённые Ульяновым (Лениным) уже практически на смертном одре, вместе с ним и почили.

Значительная часть того, что обобщено Ульяновым (Лениным) на злобу конкретных исторических моментов, под весьма специфическим углом зрения "грубого коммунизма" тщательно препарирована, отфильтрована и переработана формальной логикой, в результате чего генерализирована как всеобщее и сведена в одну идеологическую систему.

Вот такое идеологически всеобщее, произведённое таким специфическим способом, как раз и было властно постановлено в СССР в качестве системы догматов "марксизма-ленинизма".

От учения Маркса во всём этом остались только рожки, да ножки — слова, одни слова, и ничего, кроме слов, которыми Маркс обозначал категории, но ими в "марксизме-ленинизме" обозначались уже исключительно и только понятия, к которым были сведены все категории учения Маркса.

Обесчеловечивание общественной практики "марксизмом-ленинизмом".

Иными словами, из живого учения Маркса вынули "душу живу", превратив его в школьное (= схоластическое) "чучело", на котором основали как бы новую, а в действительности всё ту же старую буржуазную идеологию "грубого коммунизма".

А что является подлинной душой (жизнью и её принципом самодвижения) учения Маркса?

Человек — становление человека Человеком = многотысячелетний переход человека из предыстории своей в свою — Человека — историю!

Именно человека и завершение процесса его становления самим собой (человеком) как раз и не стало ни в официальной идеологии, доминирующей в СССР, ни в общественной практике, организуемой и управляемой "сверху", то есть Аппаратом СССР.

Но ведь в иудео-англо-саксонском номинализме никакие сущности, кроме Бога, не признаются реально существующими даже и в том случае, когда и если их существование гипотетически допускается. Ибо оно допускается отнюдь не потому, что сущности существуют сами по себе, но потому, что ни доказать, ни опровергнуть их отсутствие для человека невозможно точно так же, как и их наличие.

А в "марксизме-ленинизме" формально совсем как бы и не отрицается, но, наоборот, декларируется истинность тезиса 6-го Маркса о Фейербахе, гласящего, что сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивидууму; в своей действительности она есть совокупность (ансамбль) всех общественных отношений.

Тогда каковы следствие изъятия "марксизмом-ленинизмом" человека из учения Маркса?

Самым непосредственным результатом такого изъятия как раз и является изъятие из общественной практики, прежде всего, сущности человека. Но человека нет без его отношений с другими людьми и к самому себе — ко всему своему мiру.

А, значит, изъятие из процесса управления общественной практикой материальной основы всех общественных отношений — действительного материального базиса, каковым ведь и является сам человек как родовое существо — и как человечество, и как конкретно-историческое особое общество индивидуумов, и как индивидуумы. Это — изъятие человеческого "измерения", человеческого качества общественной практики из всего процесса управления ею.

Но этим изъятием сущности человека из процесса управления общественной практикой ведь не только изъяты все сущности вообще, вследствие чего управление общественной практикой более не обусловливается и не ограничивается никакими сущностями, но только волей Аппарата и волей внутренних и внешних "врагов Аппарата".

Этим же самым изъятием также совершено ведь и отождествление управленческой практики Аппарата и его идеологии, именуемой "марксизм-ленинизм", с иудео-англо-саксонским номинализмом и его глобальным Аппаратом, но только "взятым с обратным знаком", ибо присущим "врагу", и поэтому полагаемым как формально-логическое отрицание иудео-англо-саксонства — его "бытийственное ничтожение" и "бытийственное уничтожение", как и должно относиться к политическому "врагу". Но и это — взаимно, ибо эти политические враги-партнёры неразрывно друг с другом составляют одно целое.

Впрочем, что в действительности было причиной, а что следствием — иудео-англо-саксонский номинализм или изъятие сущностей из числа того, что обусловливает практическую деятельность Аппарата СССР, — это установить невозможно. Почему?

Потому что изначально имело место взаимное обусловливание, превращение предшествующих этапов процесса в результат, а его результата — в условие и затем этого условия — в предпосылку, момент и результаты дальнейшего осуществления этого же самого процесса, в котором причина и следствие диалектически меняются местами.

Но в результате этого процесса везде, где доминировал "марксизм-ленинизм", по истечении исторически непродолжительного времени вполне закономерно потребовалось идеологически и политически изобретать "социализм с человеческим лицом". Почему?

Потому что носителя этого самого лица — человека и всю его природу — из "социализма" вынули совсем и необратимо, в результате чего с верхних слоёв такого "социализма" неизбежно и неотвратимо вылезала и наконец-таки вылезла скотская морда хама воочию.

Однако этим завершается вся предыстория человека — завершается тем, что человек уже начал производство перехода своего в свою историю.

И хотя доднесь производство этого перехода человека в свою историю осуществляется негативно — как негативная фаза пролетарской социальной революции, в действительности оно уже не только совершается, но и завершается в этой своей негативной фазе, находясь уже в преддверии вступления в фазу позитивную...

Василиев Владимир, 11-12 сентября 2021 года.